– Но ты еще не выпила.

– Ах, вон оно что… Тогда поехали, что ли?

– Кем ты работаешь?

– Я служу. Солдат. Хочешь узнать специализацию? Подрывник.

– Делаешь… бомбы?

Я почему-то едва не брякнула «петарды».

– Да. И их же нейтрализую. Еще мастерю «хлопушки» на Новый Год…

Он пил и смотрел не на меня – в сторону. А я все сильнее тонула в сюрреалистичности происходящего.

– А ты?

– Что – я?

– Ты счастлива здесь?

Кажется, он спрашивал не это, что-то еще. Только между строк. Мне все время мерещилось, что где-то на других частотах, которые я не воспринимаю ухом, между нами идет другой диалог. А здесь, на поверхности, «пустой треп», призванный скрыть истинный смысл происходящего. Мы пили что-то похожее на коктейль из граппы и арбуза.

– Счастлива? Не знаю…

Его крепкие большие руки с выпуклыми венами, сильными пальцами. Военный… Поэтому стальные мышцы под рубашкой, раскачанные плечи и ноги. И черт бы побрал его лицо – на него хотелось смотреть вечно.

«С ним бы я пошла куда угодно…»

Все, пора притормозить с выпивкой.

– А где ты живешь?

– Очень далеко отсюда.

– У тебя дом, квартира?

– Дом. Шесть спален, три этажа, в гостиной стоят доспехи Гранду. В кабинете на стене коллекция пистолетов. На третьем этаже «счастливая» комната…

Я должна была спросить: «Как это – счастливая?»

Но мне вдруг стало душно. Потому что еще до его ответа я знала, что там висят фотографии радостных моментов.

Меня так повело от этого «открытия», что я бы все равно попросилась наружу. И потому очень вовремя, как мне показалось, зазвонил телефон.

На проводе мама.

– Посидишь с Бетти? Она все равно сейчас будет спать, нужно только проследить. Мы в «Мольт». Часа на два…

– Я должна идти. Мама попросила посидеть с сестрой. Им надо купить продукты. Они каждые выходные ездят, чтобы взять запас на неделю.

– Надолго?

– На пару часов.

– Я провожу.

– Нет, я сама быстрее добегу.

– Мег…

– Да?

– Я буду ждать тебя у подъезда.

«Мне обещан этот день», – говорили кажущиеся в этом освещении стальными глаза. Снова серьезные.

«Тебе обещана одна встреча. Она состоялась».

– У подъезда, – повторил он. Не как раб, скорее, как «босс».

Я взяла со стойки сумочку и побежала к выходу.

* * *

Бетти – будущая Элизабет Ринстон – чмокала во сне губами. Иногда кряхтела, сжимала и разжимала пальчики, утихала вновь. Ей всего четыре месяца – вся жизнь впереди. Без прикрас – вся.

Мне двадцать два.

В комнате не жарко лишь потому, что исправно работает кондиционер. Но он на дальней стене, между ним и Бет перегородка из тонкой ткани. Сестре комфортно в кроватке – ни холодно, ни жарко; мамина забота во всем.

Я села в кресло, подтянула под себя ноги, прикрыла глаза.

Что происходит в моей жизни? Что творится? У подъезда ждет мужчина, и меня тянет к нему так сильно, будто мы давно знакомы. Меня вообще постоянно куда-то тянет. Неужели к неприятностям на пятую точку?

С позавчера я будто не в себе, все никак не могу привыкнуть к родному городу и родным людям. Почему постоянно существуют «две» меня, и одна словно смотрит на все со стороны? Куда едет крыша?

Незнакомец по имени «Д» не помогает с этим справиться – он все усугубляет. Может, не стоит сегодня больше выходить? Пусть уедет, куда собирался, пусть все утрясется?

И Боже, как же меня замучила собственная нерешительность…

В тихой комнате все еще витал мамин голос: «Если начнет хныкать, дашь ей воды, а после соску – я ее прокипятила…»

Тумба возле кроватки; розовая соска на блюдечке.

Это и есть моя жизнь? Здесь? Что случится, когда я закончу институт?»

«Он уедет, а я его ни разу не поцелую?»

Совершенно идиотская мысль, как гром среди ясного неба.

И полная уверенность: я хочу знать, какой его поцелуй на вкус. Как ощущается?

Кажется, сегодня я выйду снова. Как взволнованная деревенская девка, которую позвал тракторист.

Бетти спала, не просыпаясь.

* * *

Дэлл

Шесть вечера.

Он увез ее туда сразу же, как дождался, – знал, теперь им место здесь – в парке аттракционов. Не нужны разговоры, нужно просто побыть рядом. Хорошо, что приметил афишу на одной из остановок, хорошо, что словил очередную правильную идею.

Вокруг шумело, звенело, трещало, мелькало и крутилось.

– Ты любишь сахарную вату?

– Не очень.

– А корндоги?

– Не знаю. Никогда не пробовал.

– Никогда? Как далеко отсюда ты живешь?

Чтобы слышать друг друга, им приходилось кричать. А он все выискивал глазами нужный павильон – такой, чтобы много игрушек. А среди них нужная. Вокруг смеялись, жевали и стояли в очередях к каруселям. Ее рука в его, чтобы не потеряться. Он сжимал теплые пальцы Меган, как клад.

– Вот, нашел, – выдохнул с облегчением, когда понял, что сегодня ему везет. – Идем!

И потянул к тиру.

– Уже знаете, что именно хотите выбить?

Продавец толстый, потный и измученный одними и теми же действиями.

– Да. Мне пуль на все. Но если у вас сбиты мушки…

– Мы не обманываем посетителей. Если вы меткий, то меткий. Если слепой, то я ни при чем.

Дэлл стрелял, сосредоточившись. Он слышал дыхание Меган, несмотря на окружающий шум и дребезг, улавливал ее волны, как свои. Она волновалась, восхищалась, переживала – его девчонка.

И он выбил то, что хотел. Указал продавцу на приз – тот подал.

– Солнце? Почему солнце?

Оно было почти таким же, как то. С нарисованным на выпуклом бархате улыбающимся лицом.

– Потому что с тобой в любую погоду в душе солнце, – ответил просто и честно.

Меган прижимала к себе мягкую игрушку, как самый дорогой в мире подарок.

После они долго кружили в лодочках, сплавлялись на водных санях. Забрызганные, забирались в вагонетки, чтобы нестись через искусственную тьму, и все время он чувствовал ее руку в собственных пальцах.

И многократно переползающий на его замотанное запястье любопытный взгляд – «что же у него там?»